— Да пошло оно все… — заорал я не своим голосом.
Но в это время из прохода высунулись землекопы. Я не знаю, что тут вышло в этой подземной клетушке. Помню, что была возня и я забился в угол на койку. Они что-то кричали по-кавказски и все навалились на кривого. Потом он быстро взбежал наверх. Землекопы мои запыхались. Потом один присел ко мне и сказал:
— Ты не серчай ему. Нервный человек. Ему штыком солдат глаз колол.
— Я-то чем виноват?
У землекопов в земляной нише была керосинка, харчи. Мы пили чай, и все опять было похоже на то, как будто я на работах, а они сезонщики. Я закурил и заснул с папиросой во рту. Меня разбудил Земляк. Он принес-таки план. Настоящий план района в крупном масштабе! Внизу была подпись городского архитектора и печать городской управы.
— Ловко! — сказал я.
Земляк улыбался.
— Хвалю, молодец! Где твой компас?
Земляк ушел в проход и тотчас принес мне новенькую астролябию на подрезанном штативе. Все чертежные приборы — циркули, линейки, транспортир — уже оказались на столе. Я принялся за дело.
Я проверил направление подкопа. Земляк ошибся: тоннель привел бы нас во двор банка, рядом с караульным помещением. Надо было взять на десять градусов левей. Земляк смотрел мне в руки, когда я работал.
— Ай, ай, ай! — закричал Земляк. — Значит, все пропало. Пятьдесят саженей пропало.
Землекопы высунулись из прохода на этот крик. Я все-таки дал им минуту погоревать.
— Исправить можно, — сказал я.
Я сам стальной рулеткой точно промерил длину подкопа. Я показал, как повернуть, чтобы на ломаной линии попасть точно в намеченную точку.
Я слышал, как над нами, там, в конце подкопа, грохотали трамваи. Земля мелко сыпалась с потолка. Звуки глухо доносились вниз, и теперь я знал, когда начинается день и когда наступает глухая ночь. Я распорядился, чтобы достали чурбанки и плахи и подперли тоннель.
— Точно вот по этому направлению и вести работу, — сказал я Земляку и показал на плане мою линию. — Каждую сажень подпирать. Выработка — в два часа сажень. Тогда у нас будет три дня в запасе. И к пасхе мы будем там.
Я звонко щелкнул ногтем по плану и в ту же минуту оглянулся на дверь. Из черного люка глядел на меня острый глаз.
Я лежал на койке. Старичок приносил мне есть, как больному. Я ел неохотно: недоедал, отказывался от вина. В «нашей» конторе стоял дым от моих папирос, и Земляк каждые два часа докладывал мне, сколько прокопали и какой грунт. Не знаю, сколько дней прошло, я не ходил в тоннель, а сюда не слыхать было трамваев. Дни я считал по тому, сколько раз таскали мешки. Землю отвозили на слободку, в хлебном фургоне, и выбрасывали в тот овраг, где я застрял, возвращаясь с пирушки. Но скоро я перестал считать дни. Кривой не появлялся, и никто не шагал наверху по полу: может, он и ходил в чулках.
Но один раз Старичок сказал мне:
— Посмотри, дорогой, посмотри, мастер: там кишки пошли какие-то!
— Ну ладно.
Шахта была подперта по всем правилам. Я стал проверять направление от поворота, где шла линия уже по моему плану. Что за чертовщина! Сначала линия шла совершенно прямо, а потом она уклонялась все левей и левей. Земляк светил мне электрической лампой. Это по моему распоряжению весь вход осветили электричеством.
— Опять натворили чудес! — ворчал я. — Оставь вас только на три дня. Чего же это вы влево взяли? — обернулся я к Земляку.
Он внимательно смотрел на меня добрыми, овечьими глазами.
— Не брал лево. Честное слово, по компасу.
— Давай компас, — сказал я.
Я проверил направление. Земляк был прав. Ход шел по намеченному мной курсу.
— Что за притча?
Я вернулся обратно к тому месту, где начинался мой поворот.
Нет, и я прав. Отсюда ход идет только по курсу. Значит, компас поворачивает влево, потому что я по огням свечек наметил прямую, и ход нашего подкопа ясно уклонялся влево.
Я велел вынести вон из шахты весь железный инструмент. Совсем вон, в нашу контору: может быть, железо оттягивало магнитную стрелку и путало показания компаса? Где же компас показывает верно? В начале поворота или там, где наш путь закривился влево? Сказать правду: в этот момент у меня внутри все похолодело.
Я еще три раза проверил мои наблюдения. Я стал раздражаться и покрикивал на землекопов, как будто они в чем-то виноваты.
Наконец я вылез из шахты, от волнения не берегся и набил себе темя о скрепи. Это меня еще больше обозлило. Я сел в конторе на койке и закурил. Мне противно было, что Земляк стоит там, у стола, и внимательно глядит на меня. Глядит на меня, как на больного.
— Чего уставился? — крикнул я. — Не видишь, какую кривулину гнем? Это тебе не винный подвал. Чего стоишь? Скажи, чтобы не копали.
Земляк ушел. Очень нерешительно ушел.
Я курил папиросу за папиросой. Вернулся Земляк. Он осторожно присел рядом со мной, тихонько положил руку на колени и сказал тихо, почтительно:
— Скажи, мастер, куда копать? Где компас верный?
— Ничего я не знаю, будь оно проклято! Копайте могилу и себе и мне. Ну вас!
Я лег на койку, поднял воротник и натянул на уши кепку. Однако я слышал, как Земляк поднялся по лестнице вверх, а через минуту стали спускаться вниз много, не один. Я не оглядывался. Черт с ними! Пусть как хотят. Я слышал, что много народу говорит в нашей конторе. Вдруг все замолкли. Я услыхал, как Старичок позвал меня:
— Мастер, слышишь, мастер!
Я не оглядывался, не шевелился. Но меня за плечо повернули к свету, и я увидел, что это кривой.
Контора была полна людей. Двое были в муке, — видно, что сейчас из пекарни. Все смотрели на меня. Из прохода глядели землекопы.